Алкоголизм: на пути ко дну

Итак, я — алкоголик. И это не просто надолго, это — навсегда. Со временем, как и всякая осознанная трагедия, даже такая теряет остроту. Я привык, я живу с этим, я даже балагурю порой на эту тему. Ведь я много лет не пью! Позади кошмары похмелья, жутких ночей (да и дней), провалов в памяти, страха, унижений, обид на весь мир и войны со всем миром, необходимости функционировать при полной невозможности этого, попытки суицида, муки совести, осознание полного жизненного краха, безумные поступки, боль в глазах окружающих, разруха в семье, безысходность, сужение внешнего мира до размеров микрорайона, физическая немощь, отупение, отвращение к себе, тусклость или истеричная лихорадочность жизни, безумие, нулевая самооценка в сочетании с гонором, кавардак в комнате и душе, помойка в мыслях, неутоляемая жажда, поиски денег, нечто воспаленное вместо лица в зеркале, драки, ругань, потери, захлестывающее уныние или идиотское веселье, собутыльники вместо друзей, полное внутреннее одиночество... Бого-оставленность... Ужас! Можно продолжать бесконечно, выстраивая цепочку скорбных слов, так хорошо понятных каждому, кто пил или пьет. Есть, конечно, отличия, но, в сущности, у всех сильно пьющих — одно и то же.
   Я — трезвый алкоголик, я привык к этому и живу все лучше, постепенно становясь свободным. Моя нынешняя жизнь — абсолютно иная, не без трудностей, но - иная. Я выздоравливаю, но... не выздоровлю окончательно никогда. В этом знании, как ни странно, - - основа моего выздоровления. Я могу жить полнокровной богоугодной жизнью, одно из условий которой — не забывать, что я — алкоголик, и мне ни при каких обстоятельствах нельзя принимать спиртного. Я никогда не смогу выздороветь «окончательно» и выпивать «в меру», как когда-то раньше. В этом смысле я неизлечим, и это так же верно, как то, что соленый огурец никогда не превратится в свежий. Конечно, Всемогущий Бог может избавить меня от чего угодно, в том числе и от алкоголизма. Но мне (и печальный опыт моих собратьев это подтверждает) неполезно, рассчитывая на чудо, предаваться беспечности. В моей жизни предостаточно чудес. Одно из них — избавление от алкогольной зависимости. Это — слишком большое чудо, дарованное мне, пусть и на определенных условиях (об этом ниже), но отнюдь не по заслугам. Так не дерзость ли требовать еще и полного избавления.
   Я слышал тысячи рассказов своих собратьев и тысячу раз мысленно пытался вернуться в прошлое, докопаться до причин своего алкоголизма, стараясь разгадать тайну. Ведь я не хотел этого кошмара! Почему и как это случилось именно со мной? Кое-что прояснилось-таки по мере выздоровления, по мере соприкосновения с опытом других, переосмысления своей жизни в работе по Программе Двенадцати Шагов и, главное, с Божьей помощью, по мере укрепления в Православной вере.
   Итак, с чего начать? Как в Великом Каноне святого Андрея Критского: «Откуду начну плакати окаянного моего жития деяний?»[3]
...Я часто выхожу на балкон, подо мной универсам и рядом с ним два круглосуточных минимаркета. Безостановочная торговля всякой снедью и, в первую очередь, естественно, спиртным. Поток «страждущих» не, иссякает ни днем, ни ранним утром, ни глубокой ночью. Я прекратил пить раньше, чем построили минимаркеты, но универсам-то мне хорошо знаком. С сочувствием и пронзительным пониманием я взираю на бредущие на негнущихся ногах фигурки. Некоторые из них сжимают в потных ладонях купюры или мелочь на выпивку (их поступь более решительна). Другие тянутся к огонькам в надежде опохмелиться «на халяву», встретить знакомого или просто щедрого дядю , который «поможет», «отстегнет на пиво», «добавит» несколько недостающих рублей (эти «подарки судьбы» запоминаются, позволяют рассчитывать на то, что они повторятся). В любое время дня и ночи, в любую погоду у таких «точек» уныло топчутся нахохлившиеся сутулые личности, попыхивая сигаретками, молча, иногда хрипло-шумливо. Мужчины и женщины. Чаще среднего и неопределенного возраста. Эти — уже крепко на крючке. Все мысли и разговоры — о том, как и где «достать».
   Что греха таить, бывало, выползал к универсаму и я. Унимая похмельную дрожь и ломоту во всех членах, едва дыша, откашливаясь, с чугунной головой, стальной щетиной, пропахший никотином, опухший и взъерошенный... Было, увы, было. Как будто вчера. Не описать это состояние, эту затхлость и безнадегу, боязнь попасться на глаза знакомым и в то же время полное наплевательство на всё, боли в ссохшемся от недельного запоя желудке, натужное, как в противогазе, дыхание, страх и одновременно притупление инстинкта самосохранения, привычная готовность к унижениям ради глотка (да побольше) любого обжигающего зелья. Выпить, иногда насильно заталкивая в себя, замереть, прислушиваясь как оно достигает желудка и оглушающе разливается теплой волной по искореженному телу...
   Я смотрю с балкона... Всё, как одиннадцать лет назад. Только тех, кого я встречал около универсама тогда, теперь уже нет. Ни одного! Вымерли (о смерти многих я знаю достоверно), сгинули. Нет и десятка-другого «неуниверсамных» знакомых, сослуживцев, приятелей, друзей. Молох алкоголизма работает без остановки. Прямо на глазах перемалывает несчастных. Среди них и те, к кому я приглядываюсь последние трезвые годы, кому иногда пытаюсь помочь. Чаще безуспешно, хотя абсолютно безнадежных нет.
   Гораздо больше других — начинающих, «благополучных» (пока), радостных, энергичных, беззаботно улыбающихся, компаниями подкатывающих к магазинам на «тачках». Они выбегают из минимарке-тов с пакетами, баночками и бутылками, «врубают» музыку и укатывают в ночь, вряд ли даже заметив «перемолотых». Им, как и многим другим молодым людям, потягивающим пивко или джин-тоник на улице, даже в голову не приходит, что Молох уже перемалывает их. По себе знаю, чтобы утолять жажду пивом, надо уже почувствовать не его вкус, а вкус хотя бы легкого, но опьянения. Почувствовать «кайф». Пусть еще нет проблем, нет, быть может, алкоголизма, но зависимость уже есть! А уж алкоголиком, как говорил один известный в АА нарколог, может стать каждый — хватило бы жизни. Иные спиваются за несколько лет, встречал я «уникумов», которые начинали пить «по-черному», едва прикоснувшись к спиртному, лично мне «понадобились» годы. По-разному, ох, по-разному спиваются, в зависимости от темперамента, крепости здоровья, обстоятельств и образа жизни, ума и рассудительности, генетической предрасположенности, общественных стереотипов и, главное, —< B>наличия или отсутствия духовно-нравственных ориентиров, истинной внутренней наполненности или пустоты. Разное начало и одинаковый конец, между ними у каждого — свой маршрут (правда, во многом схожий).
   Начало почти всегда — открытие, иногда ошеломляющее, радость знакомства с удивительным состоянием, неким новым измерением и бытием, а также со средством его достижения. Неважно, быстрое или растягивающееся на годы. Редко у кого это начало сразу оборачивается проблемами: дурнотой, отторжением, неприятностями. Счастливые люди, Бог их хранит (хотя они могут и не понимать этого). Десяток лет у меня перед глазами два брата. Один из них, с повышенной толерантностью (способностью без видимого ущерба принимать изрядное количество спиртного), довольно быстро стал, если и не алкоголиком, то любителем крепко выпить. У другого почему-то «натура не принимала». Выпивал «не в радость», с обязательным последующим скверным самочувствием: тошнотой, головной болью, сонливостью, «расслабухой» — даже после небольших доз. Он так и выпивает до сих пор, рюмку-другую по праздникам, в компании. И слава Боту, хотя и у него нет стопроцентной гарантии, — довелось мне повидать, как порой неожиданно включается в человеке диа-вольская алкогольная машина.
   Особый случай — несчастные (и таких в наше безумное время немало), вынужденные принимать спиртное буквально с молоком матери или с пеленок как средство успокоения, порой в раннем детстве из рук горе-родителей и их собутыльников. Эти минуют «очаровательную» пору «открытий» и последующих «невинных» игр со спиртными напитками (о чем так любят вспоминать алкоголики и к чему они втайне мечтают вернуться). Для них почти сразу начинаются суровые алкогольные будни, алкоголь изначально — компонент их жизни.
   Я принадлежу к тем, кто втягивался в алкогольную круговерть постепенно. Как уже отмечено выше, никто из моих собратьев по несчастью, как и я, не собирался становиться алкоголиком. Более того, встречая на своем пути пьющих, сильно пьющих или уже совсем выпадающих из общепринятых рамок потребления, я испытывал разные чувства. От удивления и жалости до отвращения, злобы, страха и, конечно, осуждения. Не ведал я, к сожалению, законов духовной жизни, в том числе и такого: как осудишь кого, так непременно впадешь в тот же грех. Сочувствия, и тем более понимания, не было. Главное, мысли (даже мимолетной), что мне уготована печальная участь тех, кого осуждаю, не появлялось. Это очень характерно!
   Я помню шок, который испытал в юности на комсомольской учебе. Она проводилась зимой, в одном из домов отдыха, и, конечно, вечерами мы иногда выпивали. Но по-разному. Меня поразил один из нас. Он не только выпивал вечером, но и опохмелялся утром, да вдобавок, одеколоном. Наши кровати стояли рядом, так что неоднократно я имел возможность быть свидетелем, как мне тогда казалось, смертельного номера (вроде шпагоглотания или полета под куполом цирка). Спустя годы я часто вспоминал этого пария, но уже с горькой усмешкой, когда сам опохмелялся всем, чем придется. Развитие алкоголизма идет постепенно. И это тоже его характерная черта! Постепенно и неумолимо снижается планка, выставленная самому себе! Кто из нас, видя качающегося пьяницу, предполагал, что сам будет не только качаться, но и падать, а тем более валяться? Самая распространенная и самая пугающая картинка — «пьяница, валяющийся под забором». У большинства именно такое представление об алкоголизме. Не я один говорил себе в начале пути: «Со мной такого не будет!»
   Я попробовал водку в юности на деревенской свадьбе. Мне понравилось опьянение, собственная раскованность, даже храбрость (подрались, как водится), не понравился сам напиток. Горько, обжигающе, противно. И я долго предпочитал вина, даже какое-то время слыл знатоком в своем кругу. Говорил себе: «Водку я пить не буду». Увы, через какое-то время я пил, в основном, водку и всё, на нее похожее по эффективности. Я говорил себе: «Не буду пить в одиночку». Наступило время — и стал пить один. Говорил: «Не буду опохмеляться». Но стал опохмеляться, чтобы «поправить здоровье», а потом постепенно начал прихватывать денек-другой от рабочей недели уже не на опохмелку, а на продолжение пьянки. Было время, когда я не мог понять, что такое многодневный запой, мог почему-то представить этакий купеческий «загул», но представить, что человек просто пьет и пьет день за днем... Мои запои, начавшись с нескольких дней, иногда растягивались на недели и, в сущности, превратились в сплошной запой с небольшими трезвыми промежутками, становившимися все короче!
О, эта ужасная постепенность! Все спиртосодержащее исчезло из моего дома. Постепенно! Мне иногда еще дарили одеколон или туалетную воду, их участь была, увы, одна. Рано или поздно я их выпивал .Когда пропал из обихода собственный одеколон, пришлось выпрашивать его в страшные похмельные минуты у бедного зятя. Конечно, не днем за семейным обедом, а часов, этак, в пять утра. Не надо большого воображения, чтобы представить, как отреагирует спящий человек, если разбудить его ни свет ни заря и попросить вылить свой дорогой одеколон в унитаз (или отдать пьяному тестю — что, собственно, одно и то же). А кто представит себе все унижения тестя и такую разломанность организма, которая эти унижения преодолевает?! Только алкоголик, никто другой этого не поймет.
   Подобных историй, над которыми мы теперь в АА смеемся сквозь слезы, бесчисленное множество. Я помню, как один «крутой» бизнесмен из наших, после двух лет трезвости (в АА принято отмечать успехи собратьев в выздоровлении), с гордостью демонстрировал пустой флакон из-под очень дорогого французского одеколона. Он выпил его в последнем запое, который случился, как назло (а запои не выбирают времени и места), в Америке, в очень важной командировке. Мы смеялись от души, хотя командировка и встреча с какими-то сенаторами провалились. Главное, — наш товарищ был с нами, живой и трезвый.
   Сейчас все это вспоминать нелегко, но терпимо (может быть, послужит кому-нибудь на пользу), тогда же было не до шуток. Страшное, неуклонное снижение планки, которую ставишь себе! Это — общее, хотя у каждого по-своему. Но обязательно — планка все ниже, а мучений и безысходности все больше! Сначала просишь у близких, отгоняя от себя мысль, что придется просить у чужих. Но в итоге, опускаешься и до этого. Лукавишь, изворачиваешься, приспосабливаешься, обманываешь других, а, главное, себя. Глушишь и глушишь совесть...
   Когда иссяк опохмелочный источник в семье (всякому терпенью приходит конец), а безденежье стало нормой (и это тоже — почти закономерность), пришлось-таки просить у других: друзей, приятелей, знакомых. Тех, которые пока еще уважали за прошлые заслуги и не отворачивались. Я помню, как, припомадившись из последних сил, приезжал к одной знакомой (она любила «интеллектуальные» разговоры), долго и натужно пил чай, поддерживая беседу и ожидая заветного момента. Нет, она не выставляла выпивку, просто я, наконец, выходил в туалет, вернее, совмещенный санузел. Там у нее на полочке всегда стояла пара флаконов зубного эликсира. До сих пор не знаю, для чего он предназначен, не знаю также, что думала хозяйка, каждый раз возобновляя запас после моего визита, но помню отчетливо вкус этой розовой (и, главное, спиртосодержащей) жидкости. Да что там эликсир! Многим моим собратьям по АА эликсир показался бы царскими напитком по сравнению с тем, что пили они: политура, растворители, клей, какие-то лекарства, от которых синеешь на несколько дней...
Мои мытарства — детский лепет по сравнению с их страданиями. И мне приходилось в «тугие» времена выходить к магазину и клянчить у счастливчиков глоток спиртного («а то помру»), но то, что пришлось вынести им... Такое услышишь порой в АА... Куда там моим недельным запоям по сравнению с их многомесячными или многолетней ежедневной пьянкой. Моим унижениям — по сравнению с их белыми горячками, психушками, больницами, так называемыми ЛТП (лечебно-трудовыми профилакториями, сейчас их уже не знают), ночевками в подвалах и чердаках, вытрезвителями, отсидками и побоями в милиции. Что мои семейные конфликты по сравнению с их жизненными трагедиями и безвозвратными потерями.
   Я — середнячок в Сообществе Анонимных Алкоголиков. Конечно, не все испытали то, что испытал я, но многие — неизмеримо больше. И у меня были провалы в памяти, когда я оказывался ночью в незнакомом месте и долго дожидался прохожего, чтобы выяснить, где же я нахожусь. А есть и такие среди моих собратьев, которые без копейки денег, обобранные, полураздетые, оказывались в чужом городе. Да и сам я как-то очнулся в лесопарке на земле, прислоненный к дереву, правда, с двумя бутылками водки в руках. Но где только не просыпались мои собратья по АА: от вытрезвителя до лужи с вмерзшими в образовавшийся за ночь лед волосами. Я пропил много денег, несколько раз менял на водку книги, часы и зонты. Но что такое мои «микроденьги» по сравнению с их гигантскими суммами, пропитыми и проигранными в запоях! Я часто просыпался в таком кавардаке, что хотелось снова закрыть глаза. Но мне доводилось бывать в квартирах, где не может быть «кавардака», потому что там вообще ничего не осталось, кроме грязных стаканов.
   Сам я каким-то чудом не потерял работу — начальник жалел, ценил и покрывал. Да и я, когда не пил, в благодарность работал за двоих, благо, не успел окончательно пропить мозги. Правда, все время подумывал об уходе, потому что работать становилось все труднее. А куда уходит алкоголик? Туда, где можно без помех пить! Потом — туда, куда возьмут. В АА немало тех, кто из-за пьянки сначала опустился с серьезной работы до грузчика в овощном магазине, злотом еще ниже. Есть у меня знакомая, которая работала когда-то в проектном институте. Потом была более простая работа (не помню — какая именно), потом — табачный киоск, за ним — пивной бар, пока не выгнали и оттуда, потом — безработица. Впрочем, о судьбе женщин-алкоголичек вообще страшно писать. Их страдания, не отличающиеся от страданий мужчин, но отягощенные сугубо женскими особенностями и комплексами, подвластностью внутренним и внешним страстным «стихиям» и беззащитностью ёмко обобщены в поговорке: «Пьяная баба — себе не хозяйка».
   О страданиях алкоголиков можно писать бесконечно, их разновидностей — бесчисленное множество. У каждого — свои. И как говорят в АА, у каждого — свое дно! Это — очень важное понятие. Нет пределов глубине человеческого падения. Быстро ли, медленно, процесс развития алкогольной зависимости заставляет переступать барьер за барьером, двигаться с одной ступеньки на другую. Только не вверх, как это предназначено человеку Творцом, а вниз. Наступает момент, чаще всего неуловимый, когда падение остановить уже невозможно. Человек становится бессилен перед алкоголем, теряет контроль над собой и своей жизнью. Всё! Клетка захлопнулась! Вы думаете, человек понимает это? Увы! Недаром алкоголь называют в АА хитрым, властным, сбивающим с толка.
   Падение, иногда с попытками сопротивления, может продолжаться долго. Жизнь алкоголика разрушается на глазах, часто разрушая жизни окружающих, но это не значит, что алкоголик замечает и тем более признает это. Он идет ко дну, находя тысячи оправданий своему пьянству, иногда нелепых, порой весьма «разумных». «Несложившаяся» жизнь, особая ее драматичность, неудачная любовь или женитьба, «непонимание» близких или, наоборот, отсутствие жены и семьи. Неудачи в делах, творческая, человеческая несостоятельность, «невостребованность», «непризнанность» миром или необходимость «сбросить путы» для творчества и вдохновения. Отсутствие достойной работы или — «с устатку», «для снятия стресса», неприемлемое государственное устройство, «обида за державу», опостылевшие начальство и сослуживцы или «необходимость быть в обойме», «не отрываться от коллектива», «поддерживать компанию». Для дружеского общения или от боли, предательства и обид, чтобы «забыться», «расслабиться»... Спросите любого пьющего, почему он пьет, и вы услышите какое-нибудь из этих или подобных объяснений. Если попытаетесь возразить и скажете, что в похожих жизненных обстоятельствах отнюдь не все пьют, то от вас отмахнутся, как от назойливой мухи. Продолжите разъяснения, наткнетесь на агрессивный отпор.
   Алкоголик всеми способами защищает свое «право» пить и, чтобы сохранить его за собой, пожертвует чем угодно, тем более истиной. Защищает и обосновывает для окружающих и себя самого, иногда весьма изощренно, порой обескураживающе нелогично. Может обидеться или чуть отступить, формально согласившись с вашими доводами («ну, да, иногда я перебираю, но какой же я алкоголик?»). И продолжать пить по-прежнему. Про таких в АА говорят: «Он еще не достиг своего дна!»
   Мне это слишком хорошо знакомо. На собственном опыте, на опыте общения с теми, кто не хочет видеть проблемы, вернее, источника всех своих проблем. Недаром считается, что на пути к трезвости у алкоголика три врага: деньги, здоровье и интеллект. И на пути ко дну тоже. Как это ни трагично, достижение дна, правда, именно своего, — необходимое условие осознания проблемы. Что касается здоровья, — то это понятие весьма относительное. Все хворают, а уж в нынешнее время — чуть ли не с юности обзаводятся хроническими, заболеваниями. Вдобавок, ко всему можно привыкнуть и приспособиться. Ф.М. Достоевский писал, что человек — это такое существо, что поставь его на доске посреди океана, — привыкнет и будет стоять. Так и к постоянной разбитости, разломанности тоже можно привыкнуть, тем более алкоголь — прекрасное анестезирующее средство. А уж с «лошадиным здоровьем» придет ли в голову бросать пить. Наличие денег, относительно устойчивое положение в социуме тоже никак не способствуют достижению «дна». Особенно сейчас, когда деньги и «положение» стали чуть ли не всеобщим мерилом человеческого благополучия и состоятельности. Вдобавок, деньгами можно закрыться от многих проблем. Вспоминается один наш бизнесмен, который обзавелся целой командой врачей. Если запой затягивался, они быстренько его останавливали с помощью лекарственных препаратов. Такое вот «решение» алкогольной проблемы.
   Ну, а уж интеллект... Все объяснит, все оправдает, устранит несуразицы. Я сам много лет, не замечая того, кропотливо выстраивал обоснование своего пьянства. Даже насмешливо-лукавое: «истина — в вине» — грело мне сердце. А знаменитые рубай Омара Хайяма, цыганские песни, все эти «мудрые» тосты, мужественные герои Ремарка и Хемингуэя, удалые киношные супермены — сколько «душевных миазмов» вышибло это из меня. Сведения о целительной силе вина, о кораблях, отправлявшихся в поход не иначе, как с изрядным винным запасом на борту, о знаменитых писателях, художниках, композиторах, философах, черпающих вдохновение в «божественном» напитке... — всё, всё ложилось в копилку моего самооправдания. Мой разум во всем изощренно выискивал и находил, а затем аккуратно складировал всевозможную информацию (естественно, положительную), касающуюся спиртного. И для чего? Чтобы оправдать для себя самого и окружающих уже сформировавшийся вкус к выпивке. Ущербность и однобокость этих «знаний» до поры ничто не могло выявить. Сам алкоголь со временем стал открывать изнанку своих же «прелестей». Но только уже на подходе ко дну.
   На собраниях АА часто можно слышать, что человек прожил три жизни. Первую, когда алкоголь был его другом, вторую, когда начались проблемы, переходящие в кошмар, и третью — трезвую. Так было и со мной. Но не со всеми. Достаточно много таких, кому не понадобилось, как мне, десятков лет, чтобы стать алкоголиком, — хватило и трех-пяти. Есть, увы, и такие, кто становится алкоголиком почти сразу. Алкоголь коварен, а алкоголизм загадочен. Некоторые мои бедные собратья миновали все эти постепенные переходы со ступеньки на ступеньку, о которых говорилось выше, в страсть трансформировалось отнюдь не многократное повторение пьянства со всеми его «завлекалками», нет — она вспыхнула почти мгновенно. Может, так и лучше, — минуя «розовый период», сразу — в кошмар, а через несколько лет — в новую жизнь, осмысленную и трезвую. Одно «но» — далеко не всем удается добраться до этой «новой жизни». И кто сосчитает погибших? А подкосить алкоголь может на любом этапе, даже в трезвой жизни, — только зазевайся.
   Я часто признаюсь в АА, что -мне трудно выздоравливать. У каждого свой алкоголизм и свой путь. Особенностью моего пути является то, что слишком долго алкоголь был моим другом, «палочкой-выручалочкой», допингом и громоотводом. Не то, чтобы я завидую тем, кто тупо, серо и однообразно пил полжизни, а теперь «спокойно выздоравливает», вспоминая о прошлом не иначе как с омерзением и ненавистью. Я их понимаю и отношусь к ним с сочувствием. Жизнь прошла мимо и, несмотря на проявления великой милости Божьей, — в первую очередь, трезвости, а нередко и других чудес, следующих за ней, — многого не вернуть, не восстановить. У меня — по-другому. Хотя я давно не пью, мой внутренний взор нет-нет да и заволакивается предательской дымкой отрадных воспоминаний — слишком многое сплетено в моей жизни с алкоголем и не только дурное. Не сразу лекарство превратилось в яд, а утешение — в злоупотребление. Но мне, как алкоголику, крайне нежелательно предаваться воспоминаниям нежным, лучше, как рекомендует Программа Двенадцати Шагов, помнить свою последнюю пьянку. (Именно так, не «выпивку», не «загул», не «возлияние», а коротко и ясно — пьянку.) Я и не собираюсь ностальгировать по ушедшим временам, моя задача — попытаться распутать клубок причин и следствий, формирующих зависимость, и поделиться переплавленным в трезвость опытом тех своих ошибок и заблуждений, которые перекликаются с опытом моих (33)